Исследовательница биографии митрополита Сурожского Антония рассказала о людях, повлиявших на его духовное становление

«Никто не в силах отречься себя и последовать за Христом, если не увидит на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни», -- это монашеское присловье часто упоминал митрополит Антоний Сурожский. Не раз звучало оно и на семинаре в Доме русского зарубежья, 17 октября, на встрече с духовной дочерью митрополита Антония доктором Аврил Пайман (Дарем, Великобритания). Славист, ридер эмеритус, член Британской Королевской академии, она называет себя «просто ученой дамочкой», которая трудится над биографией создателя Сурожской епархии. Аврил Пайман приехала на семинар, посвященный наследию митрополита Антония, чтобы рассказать о его духовных корнях, о тех людях, которые для него являли «сияние вечной жизни».

Исследовательница назвала несколько человек, повлиявших на духовное становление будущего главы Сурожской епархии, но подробно остановилась на тех, кто «выделяется особо», -- это архимандриты Афанасий (Нечаев) и Лев (Жилле).

Но в начале гостья охарактеризовала мироощущение будущего митрополита, юного Андрея Блума, которого, вскоре после его чудесного обращения, митрополит Евлогий (Георгиевский) посвятил в стихарь (Андрею было тогда 15 лет). По словам А. Пайман, большое влияние на него оказало парижское Свято-Фотиевское братство, в которое входили лучшие представители русской эмиграции – В.Н. Лосский, Л.А. Успенский и др. Члены братства остались в юрисдикции Московской Патриархии после перехода митрополита Евлогия под омофор Константинополя. Таким образом, Фотиевское братство воплотило, как считает доктор Пайман, «парадоксальное» сочетание: «лояльность к страдающей Матери-Церкви в России и открытость западной культуре и стремление возродить на Западе пафос ранней неразделенной Церкви». «Они считали, что русская эмиграция вполне может сохранить верность родной Церкви и не поддаваться воздействию советской власти. Андрей Блум всю жизнь придерживался того, что в изгнании оставаться верным Русской Церкви означало быть не только свободным голосом ее, но и русской родины», -- так описала выступавшая один из первых духовных уроков, которым митрополит Антоний руководствовался всю жизнь.А потом в маленьком парижском подвальном православном храме, похожем на катакомбы первых христиан, произошла встреча, которая определила весь дальнейший путь Андрея Блума: на лестнице он встретил человека, лицо которого излучало то самое «сияние вечности», и сразу сказал: «Будьте моим духовником». И в течение многих лет архимандрит Афанасий (Нечаев) (1886 - 1943)   был духовником Андрея, который принял от него впоследствии монашеский постриг. А. Пайман рассказала о духовном пути самого о. Афанасия и о характерных чертах его духовничества, особенно в юные годы Андрея Блума, когда он «жаждал подвига», мечтал стать пустынником, а о. Афанасий благословил его учиться на врача.

Она вспоминала, как митрополит Антоний много раз рассказывал о том, что его духовный наставник, при всей «радикальности, абсолютности», окружал своего послушника любовью, воспитывал в нем самостоятельность, никогда «не ломал, но освобождал, терпеливо и любяще, от надменной добродетели, от греха…» «В конечном счете, ученик стал похожим на учителя, так же духовно свободен», -- свидетельствовала духовная дочь митрополита Антония.

Второй человек, встреча с которым стала «формирующей» для будущего митрополита Антония, -- совсем иной. Если о. Афанасий – «русский попович, вольнодумец, валаамскаий монах», то о. Лев (Жилле) (1893—1980) – «француз из католической семьи, пришедший в православие через бенедиктинский монастырь». О. Лев – человек особого молитвенного опыта, он, как говорил о нем митрополит Антоний, «находился в Божьем присутствии и делал это Присутствие ощутимым для всех». О. Лев настоятельствовал в парижском православном приходе, где стал совершать богослужение на французском языке, что привлекало в храм русскую эмигрантскую молодежь второго поколения. То же, только на английском языке, сделал митрополит Антоний в Великобритании, что открыло православие для людей самых разных национальностей.

О. Лев и м. Мария (Скобцова), которые нередко работали вместе, стали для будущего митрополита примером монашества в миру. Аврил Пайман вскользь заметила: «Не во всем симпатизируя матери Марии, Андрей считал ее святой». Провожая о. Льва в последний путь, митрополит Антоний сказал: «Я был только нивой, о. Лев – сеятелем. Пусть моя жизнь будет во славу ему».

Доклад А. Пайман назывался «Становление монаха в миру и идеал вселенского православия». Множество вопросов, которые задавали преимущественно молодые люди, касались, в основном, второй части заявленной темы. По словам докладчицы, о. Лев (Жилле) для митрополита Антония олицетворял творческое возвращение к неразделенной Церкви. И то православие, которое, с Божьей помощью и  стараниями митрополита Антония, укоренилось и выросло на Британских островах, стало не «английским», а – вселенским, убеждена А. Пайман. По ее словам, «митрополит Антоний старался раскрыть православие, унаследованное из России, английской традиции. Как добавила ведущая семинара Елена Садовникова, которая в течение шести лет была прихожанкой митрополита Антония, в Великобритании существует множество православных приходов, они «вырастили» своих священников, многие из которых являются учениками митрополита Антония. Несмотря на то, что эти приходы могут быть в разных юрисдикциях, их всех объединяет «открытость и вселенскому православию, и глубочайшей духовной традиции самой Великобритании». Поэтому даже после кончины митрополита Антония и последовавших за этим нестроений в Сурожской епархии «говорить об этих приходах в прошедшем времени рановато», убеждена Е. Садовникова.

Благовест-инфо