Разговор в пасхальное утро

15 мая — Международный день семьи

Яркое солнце врывается в окно. От его лучей золотом блестит старинный большой самовар с изображением замысловатых медалей. От большого кулича, на белоснежной шапке которого красочно выложено цветными дольками мармелада «Христос Воскресе!» пахнет ванилью. На блюде разноцветная горка яичек. И много другой снеди на столе по случаю великого праздника Пасхи.

В деревенской избе чисто и уютно. Бабушка Настя, с нею мы не виделись более двух лет, вся светится радостью. Наплыв христосующейся детворы закончился, и мы с ней садимся за стол.

— Маловато ребятишек стало, — с лёгкой грустью говорит она, — раньше до двухсот и более прибегало — один за другим, как птички, в избу влетали. Жили победнее, а радости и веселья не занимать было. Помнишь, — обращается ко мне, — когда ты росла, сколько вас по деревне-то сновало?

— Хорошо, баба Настя, помню, детство не забывается. То, что недавно было, как-то быстро выветривается, а детское — всё в памяти…

Родное село, люди, весь уклад деревенской жизни, на первый взгляд простой, но на самом-то деле мудрый, нравственно здоровый — все запомнилось навсегда. Глядя на богатое угощенье, почему-то вдруг вспомнилось, как моя большая семья садилась обедать. Пока мама вынимала из большой русской печи чугунок с супом, отец брал в руки круглый каравай хлеба и нарезал большими ломтями. Я проворно шмыгала к высоким полатям и приносила к столу лук и чеснок. Сестрёнка раздавала ложки, и только братишка за всеми наблюдал.

На стол ставилось большое блюдо с супом. Одно на всех. Первым начинал есть отец, затем все остальные. Мяса вначале никто из супа не брал. Наконец, когда уже вся жидкость выхлебана, отец стучал по краю блюда, и это воспринималось сигналом к тому, что можно есть мясо. За столом почти не разговаривали. Неприличные разговоры и смех запрещались. Отец с мамой иногда шутили, но большей частью решали вместе свои семейные, хозяйственные проблемы.

До окончания обеда из-за стола никто самовольно не выходил. Так было вообще-то в каждой семье, у моих подружек, родственников. То есть заведено так было. Это потом, когда я уже была взрослой, появился девиз: «Всё лучшее — детям!». Лучше куски, наряды и прочее. Может оттого и беды с детьми начались. Как-то я спросила у знакомой молодой пары: «Кому в вашей семье достается лучший кусок?» — «Конечно, детям», — последовал ответ. Сразу стало понятно, что все отношения в их семье перевернуты. В моём бедном, но отнюдь не в безрадостном детстве и речи не было о лучших кусках. Вот первый и большой кусок признавался и доставался отцу, потому что он был главой в семье и основным работником, добытчиком. И большой первый кусок мама предлагала ему на наших глазах, подчеркивая и главенство отца, и уважительное отношение к нему. Затем кусок поменьше — бабушке и лишь потом брала себе и угощала нас, детей. Ели все вдоволь, но порядок старшинства не нарушался.

Я беру в руки кусок пасхального кулича и спрашиваю:

— Скажи-ка мне, Анастасия Ивановна, почему раньше детей не боялись рожать? До войны куда ни шло, но и после неё: разруха, голод, бедность… На кого или на что надеялись?

— На Бога да на себя, — отвечает добрая баба Настя, перекрестившись, — как Бог всем управит, так и будет. Нам ведь строго родители втолковывали: раз за муж вышла — рожай детей, сколько Бог даст. Жили в нищете, а не отчаивались, об абортах думать боялись.

— Жили бедно, а почему дети здоровыми были? Сейчас лелеим, холим, а дети все болеют?

— Да потому, доченька, что раньше греха меньше было. Девственность хранили. Великой редкостью было, чтоб какая «в подоле» принесла. Родителей почитали и побаивались. По-другому жили. Работали много. Ох, дочка жизнь как-то сильно изменилась, много чего хорошего подзабыли, утратили…

Анастасия Ивановна берёт красное яйцо и продолжает: «Бог всё мудро устроил, даже вот это яичко — и глаз радует, и на вкус приятно. А человек иной раз как кувшин — сверху вымытый, а внутри нечистот полон. Красоту внешнюю до блеска наводим, а о внутренней забываем. Только думается: не оставит Господь нас. Недавно к внуку в город ездила, там в церковь с ним ходила. И вот чему ещё порадовалась: молодых в храме много стало. А будем с Богом — так не пропадём, нет! И мы с ней долго радостно беседуем, что не всё доброе в душах людей утеряно. Коли потянулся народ к Богу, то и жизнь наладится.

Но вот вновь распахивается дверь, появляется новая стайка под запоздавших детей: «Христос Воскрес!». «И вправду, Воистину Воскрес!» — улыбается баба Настя и одаривает детей красными яичками, добротой и ласковостью.